Николая Гоголя принято торжественно говорить к какому-нибудь очередному юбилею, как, впрочем, и сейчас — 1 апреля мы отмечаем 210 лет со дня его рождения. И это ужасно несправедливо. Как будто бы вне памятной даты Гоголя нет, а как наступит заветный день — так мы сразу и расскажем что-то беспредельно скучное. Даже недавний неплохой фильм о Николае Васильевиче мало помог делу, хотя создатели явно старались придать Гоголю актуальности.
Проблема во многом в том, что тексты классика проходят в школе, почти не принимая во внимание, кем был их автор. Как будто не живой человек написал, а бронзовый идол. Но Гоголь был ох какой живой. Экземпляры своего первого произведения, неудавшегося «Ганца Кюхельгартена», он лично скупал, повинуясь не здравому смыслу, но порыву. Тому самому, что заставил писателя бросить очень перспективную украинскую тему и заговорить о Петербурге. И как заговорить: один «Нос» — это же и весело, и страшно, и современно, и своевременно. Тому же порыву, что уничтожил второй том «Мертвых душ».
Гоголь — один из самых известных в свое время прозаиков — постоянно ведет себя не так, как следует: он на пике славы создает «Выбранные места из переписки с друзьями» — личный, нервный, жесткий и наивный дневник, в котором большой художник в лоб говорит все, что считает важным. Разумеется, Гоголя никто не слышит, нравоучения встречаются в штыки, демократическая общественность смеется, консерваторы осторожно сетуют на то, что слишком много на себя берет вчерашний малороссийский паренек. Зачем, спрашивается? Ради чего все время так подставляться? Ответ и сложен, и прост: Гоголь — такой, это черта его характера, делающая живого классика нашим современником. Как будто Николай Васильевич открыл компьютер, сел читать интернет, да и пропал. Пожалуй, компьютера нет, интернет не провели, но социальный тип предельно понятен. Гоголь и умен, и безроден, и раним, и сентиментален, и едок, и тщеславен. Он чувствует себя недооцененным и способным формулировать жизненно важные вещи, он не лезет за словом в карман и дискутирует со всеми по любому поводу.
Реактивный, колючий, неудобный. Из такого сора, не ведая стыда, рождаются «Мертвые души» и «Ревизор», и это означает только одно: весь Гоголь — о том, что писатель не должен быть идеальным. Если в тебе горит искра, ничто и никто не сможет тебе помешать. Пожалуй, наоборот: стоит перестать бояться быть собой в самой полной степени. Гоголь — общее наше утешение: русская жизнь дает шанс каждому, и всякий, кто не продал себя за чечевичную похлебку, будет вознагражден. Это ли не повод посмотреть на Гоголя иначе, чем принято?