Взнаменитой речи на открытии памятника Пушкину в Москве Федор Достоевский определил творчество поэта как «всечеловеческое». Про Гоголя же Достоевский выразился так: «Какой великий учитель для всех русских». Если Пушкина можно было уподобить пророку, несущему свет всему человечеству, то Гоголь, по его мнению, был гением для внутреннего российского духовного «употребления».
Пушкин был выше любой религии, включая дорогое сердцу Достоевского православие. Для Гоголя тоже быть русским означало прежде всего быть православным. Он выводил литературу на путь религиозного идеала, но при этом видел несовершенство человека и государства. Не укорененные в вере герои Гоголя, переживая «раздор мечты и существенности», не выдерживали ужаса раздвоения, оставаясь в плену, как сам он признавал, «страшной душевной черноты». Вечная современность «Мертвых душ» для России не столько в ставших нарицательными персонажах — Чичикове, Манилове, Собакевиче, Плюшкине, сколько в художественно-социологическом исследовании установившихся в обществе отношений, где операции с «мертвыми душами» считались если и не вполне естественным, то допустимым видом экономической деятельности.
Творческое наследие Гоголя — не только подвергнутые Белинским критике «Выбранные места из переписки с друзьями», но и его статья о том, как следует преподавать в учебных заведениях различные предметы.
Гоголь несколько лет работал школьным учителем, а затем преподавателем истории — друг Пушкина Петр Плетнев помог устроиться молодому коллежскому регистратору в Патриотический институт, закрытое учебное заведение для дочерей военных. Именно там Гоголь замыслил написать историю Малороссии, а потом и всемирную историю. Для этого он решил получить место профессора в Киевском университете. В декабре 1833 года Гоголь писал Пушкину: «Я восхищаюсь заранее, когда воображу, как закипят труды мои в Киеве. Там я выгружу из-под спуда многие вещи, из которых я не все еще читал вам. Там кончу я историю Украйны и Юга России и напишу Всеобщую историю, которой, в настоящем виде ее, до сих пор, к сожалению, не только на Руси, но даже и в Европе нет… Я решился однако ж не зевать и вместо словесных представлений набросать мои мысли и план преподавания на бумагу…». Для этого он, воспользовавшись авторитетом и связями Жуковского, направил тогдашнему министру просвещения Уварову «План преподавания всеобщей истории». Министр труд Гоголя высоко оценил и даже рекомендовал к публикации, но на должность профессора утвердил другую кандидатуру.
Гоголь так и не стал историком, но его мысли о том, как следует преподавать историю, актуальны и сегодня.
Смысл работы преподавателя он видел в том, чтобы «…образовать сердца юных слушателей той основательной опытностью, которую развертывает история, понимаемая в ее истинном величии; сделать их твердыми, мужественными в своих правилах, чтобы никакой легкомысленный фанатик и никакое минутное волнение не могло поколебать их… <…> …чтобы ни в счастии, ни в несчастии не изменили они своему долгу, своей вере, своей благородной чести и своей клятве — быть верными отечеству и государю».
ЦИТАТА
Петр Вяземский, критик, поэт:
— Смерть Гоголя, как и смерть Руссо, имеют также что-то общее: роковое, мрачное, неизъясненное. И тот и другой были люди болезненные; подобная физическая немощь не могла не иметь влияния и на духовное настроение их… И тот и другой, каждый в сфере своей, сильный боец против недугов общественных, язв человека и общества; тот и другой возмущаются всеми порочными явлениями, карают их беспощадно; но придется ли лечить эти недуги — и тот и другой оказываются несостоятельными: они диагностики, а не целители…
