Архитектура — первое из искусств, с которым сталкивается человек. Окружающее нас пространство, дома, микрорайоны — это то, что формирует у человека представление о прекрасном. И в каждую из эпох оно было особенным. В советские времена, еще до появления знаменитых сталинок, а затем — скромных хрущевок, архитектор Иван Фомин искал способ сохранить классику, но сочетать ее с авангардом и модерном. Так родился стиль «пролетарской классики», примеры которого можно увидеть в Москве и сегодня.
Иван Фомин родился 22 января 1872 года в Орле, в семье почтового чиновника. Мальчишка был своеобразный — когда семья переехала в Ригу и он поступил в гимназию, все диву давались, как упрям может быть Ванька, настаивая на своем. С другой стороны, что плохого в сильном характере?
Тем более было ясно: судьба Ване — быть математикомученым или инженером, уж больно способен к точным наукам. И Ваня и правда легко поступил на математический факультет Московского университета, но на третьем курсе так же легко бросил его, понимая, что куда больше его интересует архитектура.
Застывшая музыка. Он слышал ее, рассматривая прекрасные дворцы Санкт-Петербурга, куда приехал поступать в Академию художеств. Но природного таланта рисовальщика ему не хватило. Упрямо сцепив зубы, Фомин оттрубил воинскую повинность в инженерных войсках, каждую свободную минуту совершенствуя технику рисования.
В 1894 году он поступил на архитектурное отделение Высшего художественного училища при Академии художеств. Но три года спустя Фомин оказался среди студентов, участвовавших в волнениях. Бузотеров схватили, всех велено было отчислить. Наиболее гибкие писали прошения в высокие инстанции, умоляя разрешить поступать второй раз. Гордый Фомин головы не склонил и отправился во Францию, где изучал архитектуру и увлекся набиравшим силу модерном.
Впрочем, роман с ним был кратким: все-таки он выбирал классику, но не простое следование старым ее образцам, а неоклассику — не отвергающую устоев, но серьезно переосмысленную заново.
Возвращаясь в Россию, он горел новыми идеями, в 1905 году подал новое заявление на поступление в Высшее художественное училище и, поступив туда, оказался в мастерской Леонтия Бенуа.
Как трудно быть студентом, когда за плечами твоими — столько впечатлений, а к тому же ты уже обзавелся семьей. Годы учебы затянулись — ему пришлось сдавать экзамены по пропущенным предметам, но все происходило не быстро — теперь он должен был обеспечивать семью и был согласен на любые приработки. Однако в 1909 году он получил диплом с отличием и право на поездку за границу. Девять месяцев путешествий, колоссальных впечатлений — и он снова в Санкт-Петербурге. И тут его «накрыло» работой.
После первой же его работы — дома княгини М. Шаховской на Фонтанке, 27, — о молодом архитекторе заговорили. Позже он вернется на Фонтанку, построив тут особняк С. Абамелек-Лазарева (дом № 23), один из знаменитых своих проектов. А пока же его имя передавалось «сарафанным радио», через знакомых. От заказов не было отбоя: то к нему обратился князь Оболенский, желающий получить особенный загородный дом (на территории нынешней Финляндии), то князь Гагарин строился в Псковской области.
Приступая к заказу этнографа и дипломата Александра Половцева, жаждущего выстроить дом-красавец на Каменном острове, Иван Фомин увидел особняк в воображении невесомым, будто летящим; таким он его и построил. Невозможно осознать, что это здание строили в начала ХХ века! Половцев мечтал о каменной вилле вместо старой деревянной постройки, возведенной еще до него. Он раздраженно отказался от услуг архитектора Шмидта — все было не то! — и вышел на Фомина, который выслушал его внимательно и создал истинный архитектурный шедевр, превзошедший ожидания дипломата.
Итальянская вилла, с типичной для классицизма строгой композицией, фасадом с портиком с парными ионическими колоннами и фронтоном с полукруглой крышей, парадные залы, создающие анфиладу, будто изливающиеся рекой из круглого входного вестибюля и приводящие в зимний сад, шикарный пол, орнамент которого составляли пересекающиеся красные и белые линии, расписные своды производили колоссальное впечатление на всех. Потрясенные талантом Фомина, сановные вельможи доверяли ему интерьеры своих особняков — заказчиками архитектора стали сенатор Д. Б. Нейдгарт и граф Воронцов-Дашков.
Однако надвигалась война, было уже не до архитектуры, оттого-то возле множества интересных проектов Ивана Фомина того времени значится горькое «не осуществлен». Среди них — проект застройки острова Голодай. Тут И. Фомин в соавторстве с Ф. Лидвалем задумывали создать «Новый Петербург», но грянувшая война позволила им довести до конца лишь одно здание.
Фомин переживал, но стремился вперед: в 1915 году получил звание академика архитектуры, спустя три года значился профессором одной из Государственных свободных художественно-учебных мастерских, созданных вместо академии.
Революция 1917 года не убила творческих идей Фомина, наоборот даже — он с головой погрузился в водоворот событий и работу. По его проекту в 1920 году реконструировали Марсово поле: он превратил плац в партерный сквер. Все чаще его призывали на работу в Москву. Сначала он разрывался между двумя городами, а потом переехал в Белокаменную и с начала 1930-х работал уже только на нее и другие города.
Работа в Москве была для него не в новинку: еще «недоучкой» Фомин был «вычислен» знаменитыми архитекторами Федором Шехтелем и Львом Кекушевым и принимал участие в реконструкции и внутреннем убранстве здания Московского Художественного театра, строительстве бывшего особняка Рябушинского на улице Качалова и дома бывшего Московского купеческого общества на Лубянке.
Теперь же он продолжал работать и над собственным архитектурным стилем, постепенно придя к концепции «пролетарской классики» — особого современного направления архитектуры, не забывавшего о своих «корнях».
Одним из первых московских проектов для Фомина (совместно с А. Лангманом) стало здание на углу Большой Лубянки и Фуркасовского переулка. Заказ на строительство поступил из ОГПУ, которое «окормляло» спортивное общество «Динамо». Ленинградские архитекторы посчитали новацию слишком авангардной, московские раскритиковали за консерватизм…
Но здание «прижилось». В столице его называли не Домом общества «Динамо», а «Сороковым гастрономом», поскольку на первом его этаже долгие годы располагался известный магазин. Еще одна «фоминская башня» возникла неподалеку от Красных ворот — когда архитектору поручили спроектировать здание для Наркомата путей сообщения (НКПС). До этого оно, переданное наркомату, уже перестраивалось — тут раньше был дворец, а затем — Институт благородных девиц.
Фомин пришел вносить «третью правку». И в результате, сохранив своды первых этажей, часть задней стороны и старые окна здания, он создал дом принципиально новый внешне — напоминающий слоеный пирог, с башней, соединяющей два корпуса. Дом, что виден с Басманной и от Садового кольца, стал почти классическим приме-ром той самой « пролетарской классики», за которую ратовал Фомин.
Каким он был в жизни? Воспоминаний сохранилось не так много, но из них понятно, что человеком он был нетривиальным во всех отношениях. Так, в предисловии к выставке графических работ архитектора его внучка Александра Фомина, опираясь на воспоминания бабушки и мамы, писала, что был он «весь в себе» и очень скромным. Как-то в доме были гости, он просидел весь вечер мрачный, а потом и вовсе ушел. Зато утром объявил: «Никогда так не веселился». А дома у Фоминых любили вспоминать его шутку, вошедшую в анналы семьи: как-то дети заболели, и бабушка плакала. «Ну что ты ревешь? — спросил Иван Александрович. — Поправятся твои дети. Ну а умрут — пожили, и довольно».
Несмотря на этот «черный юмор», был Фомин трогательно доверчив. «Его все время обворовывали. На негодование бабушки он говорил: «Ну ведь жуликам надо чем-то жить, — писала А. Фомина. — Однажды, придя из театра, он рассказывал: «Какие прекрасные молодые люди мне встретились, теперь таких редко увидишь. Помогли мне снять пальто и сдать в гардероб!» Снимает пальто, а карман разрезан, и денег, которые он в этот день получил, нет. «А-а-а…теперь понимаю!»
Он обожал старую мебель и мог купить откровенную рухлядь, спасая ее от уничтожения. Жена причитала: у меня ботинки развалились, и архитектор тосковал: «Я тебе о розах, а ты о кислых щах».
Он жил в своем удивительном мире, наполненном новым искусством, конкурсами, фантазиями, и бытовая сторона жизни его, казалось бы, совсем не волновала. Но в одном из самых острых столкновений с реальностью он проявил себя как смелый и принципиальный человек. Это было, когда приняли решение о сносе Сухаревой башни. Фомин делал все для ее спасения: написал книгу о ее истории, водил туда комиссию, подписал вместе с Грабарем и Жолтовским письмо Сталину и Кагановичу. Там было сказано: «Вы совершаете акт великого вандализма». На беседу вызвали Фомина. Обратно можно было и не вернуться, но… «Вы этого не писали, а я — не читал!» — сказал Каганович, разорвав письмо. Фомин говорил, что постарел за время этой истории лет на пять…
В 1934 году архитектор приступил к фантастическому проекту: было решено построить на Красной площади здание Наркомата тяжелой промышленности, Наркомтяжпрома.
Идею выдвинул Серго Орджоникидзе. Здание планировали возвести на месте ГУМа. Это должно было быть монументальное сооружение. В конкурсе участвовали Мельников, Щусев, Иофан — весь цвет архитектурного сообщества того времени. Выиграл проект Фомина. Правда, дело дальше чертежей не пошло: сначала здание решили строить в Зарядье, а потом проект «положили под сукно».
Если бы дерзновенный проект Ивана Фомина был осуществлен, мы бы уже привыкли к зданию, представляющему собой замкнутое кольцо с четырьмя 24-этажными башнями, арочным входом и вестибюлем вдоль всей Красной площади.
А вот прекрасные проекты Ивана Фомина, связанные с метро, осуществлены были — именно он представил, как должны выглядеть станция метро «Красные ворота» (бывш. «Лермонтовская») и «Театральная» (бывш. «Площадь Свердлова»). Чудесные подземные дворцы, в убранстве которых так много классической красоты и дерзновенного архитектурного новаторства, хранят память о прекрасном архитекторе.
Будете на «Театральной», обратите внимание на фигурки, что украшают станцию на верхнем бордюре, — Фомин видел станцию как театральный зал и изобразил танцующих людей в этнических костюмах.
Идеи «пролетарской классики» были воплощены архитектором в проектах Дома Советов в Брянске (1924), комплексе зданий Иваново-Вознесенского политеха (1927), дома Совета министров Украинской ССР в Киеве и так далее. Умер Иван Александрович Фомин 12 июня 1936 года. Его последнее творение — станцию «Площадь Свердлова» — завершал архитектор Леонид Поляков.
