После распада СССР русскую литературу начали старательно разграничивать с советской. Дескать, первая — она настоящая, большая и вообще классика, а не эти ваши «совок» и соцреализм. Разделение абсолютно надуманное и популистское. Мы попросили главного редактора «Роман-газеты», писателя и обозревателя «Вечерней Москвы» Юрия Козлова рассказать о советских писателях, заслуженно ставших классиками русской, советской и национальной литературы.
Советская литература пользовалась большой популярностью в мире. За «железным занавесом» переводили и издавали не только «правильного» нобелевского лауреата Михаила Шолохова и «неправильных» Бориса Пастернака с Иосифом Бродским, но и многих других писателей: Юрия Бондарева, Петра Проскурина, Владимира Маканина, Юрия Трифонова, Бориса Полевого.
Практически каждый сколько-нибудь известный советский автор мог похвастаться переводами на иностранные языки. Литературу соцреализма исследовали серьезные западные литературоведы и писатели, всемирно признанные мастера — Жан-Поль Сартр, Габриэль Гарсиа Маркес, Ричард Олдингтон, Генрих Белль охотно посещали СССР, встречались с советскими коллегами.
Взращивая классиков
Многонациональной советской литературе были нужны классики, представляющие разные народы, а потому писателям из союзных республик — киргизу Чингизу Айтматову, грузину Нодару Думбадзе, армянину Вардгесу Петросяну, аварцу Расулу Гамзатову, абхазу Фазилю Искандеру, латышам Вилису Лацису и Иманту Зиедонису, литовцу Миколасу Слуцуису, представителями северных народов (Юрию Рытхэу, Владимиру Санги, Ювану Шесталову) были широко открыты двери издательств и литературных журналов. Лозунг «Пусть расцветают сто цветов» в полной мере реализовался в литературе СССР.
Журнал «Дружба народов» системно отслеживал литературный процесс в республиках, публикуя на своих страницах национальных авторов, привлекая лучших русских писателей для перевода их произведений на русский язык. Сделанные Наумом Гребневым переводы стихов, а Владимиром Солоухиным прозы («Мой Дагестан») Расула Гамзатова превратили его почти что в национального русского поэта.
Не менее профессионально и упоенно работал над переводом эпических романов казаха Абдижамила Нурпеисова прекрасный русский писатель Юрий Казаков. Его усилиями дошла до читателя трилогия «Кровь и пот», главное, пожалуй, произведение в творчестве фронтовика Нурпеисова.
Двойная мораль цензуры
К писателям из национальных республик цензура была более снисходительна, чем, допустим, к Василию Белову, Федору Абрамову или Борису Можаеву. К примеру, до середины 70-х годов поощряемый государственными премиями, ласкаемый критиками Чингиз Айтматов выступал в роли среднеазиатского Валентина Распутина, вскрывающего глухую социально-нравственную подоплеку народных бед в государстве, провозгласившем своей главной целью справедливость и счастье простых людей.
В повестях «Джамиля», «Первый учитель», «Тополек мой в красной косынке», «Прощай, Гульсары», «Белый пароход» киргизу Айтматову удалось сказать даже больше нелицеприятной для власти правды, чем русскому Распутину.
Если некоторые критики порицали Распутина за скрытый национализм и недостаточный оптимизм в отношении советской действительности, то Айтматова те же самые критики превозносили за смелость и глубокий психологизм. Писатель равно владел киргизским и русским языками. Он сам признавался, что, в зависимости от темы, думает то на одном, то на другом. Но всемирную известность ему принес именно русский язык, с которого его переводили на языки остального мира.
Другой национальный классик — белорус Василь Быков — всю жизнь писал на белорусском языке, а потом самостоятельно переводил свои произведения на русский.
С русского языка его повести о войне: «Третья ракета», «Альпийская баллада», «Мертвым не больно», «Сотников», «Пойти и не вернуться» переводились во многих странах мира. Быков создавал военный белорусский эпос, критики ставили его в один ряд с Юрием Бондаревым, Григорием Баклановым, Даниилом Граниным. Однако проза белорусского писателя была не столь эпична. Он был ближе к таким авторам, как Виктор Астафьев, Константин Воробьев, Виктор Курочкин. Их произведения называли «лейтенантской прозой», но именно в этой прозе была правда о человеке на войне. Василь Быков в лучших своих повестях показал, как близость смерти меняет внутренний мир личности, как с человека сходит все «мирное», наносное и выявляется его истинная — библейская — суть.
Маленький гигант большой сатиры
Фазиль Искандер сочетал в своем творчестве абхазскую легкость, персидскую мудрость, русскую сказочность, всечеловеческое стремление к доброте и справедливости.
Сын абхазки и перса писал на русском языке, считал его родным. У него было удивительное чувство юмора. Искандер смеялся не над людьми, а над тем, что делает их смешными. Это и чрезмерно серьезное отношение к собственной персоне, и стремление услужить начальству, и желание приврать, обвести ближнего вокруг пальца, получить награду не по заслугам.
Сочиняя историко-бытийный эпос абхазского народа («Детство Чика», «Сандро из Чегема»), Фазиль Искандер смело вводил в него элементы смеховой культуры, собственную версию которой он развивал и совершенствовал на протяжении всей жизни. Опубликованная в шестидесятых годах Александром Твардовским в журнале «Новый мир» повесть «Созвездие Козлотура» сразу сделала Искандера знаменитым.
Это была не только высочайшего художественного уровня сатира, но и социальный анализ экономической системы, работающей на мифах о невиданных успехах и выдающихся, обещающих в кратчайшие сроки обеспечить всеобщее изобилие, научных открытиях.
Природу второго «краеугольного камня» социалистического общества — страха человека перед молохом государства — писатель позже исследовал в рассказе «Маленький гигант большого секса».
Фотограф Марат, случайно разглядев из окна квартиры подруги профиль Лаврентия Берии в подъехавшей машине, надолго лишился неукротимой мужской силы, предмета женского восхищения и мужской зависти.
В рассказе «Пиры Валтасара» Искандер попытается объяснить любовь народа к Сталину как разновидность страха смерти. В отрицании Сталина как личности и сталинизма как системы управления государством писатель был последователен и непримирим. Его Мухус (Сухум) стал в советской литературе таким же «местом силы» и читательского притяжения, как «Буранный полустанок» Чингиза Айтматова, или Лисс, Зурбаган, Гель-Гью Александра Грина.
Место на книжной полке
Особое место в многонациональной советской литературе занимал грузинский писатель Нодар Думбадзе. Его пьеса «Я, бабушка, Илико и Илларион» шла в театрах по всей стране, повесть о слепой девочке «Я вижу солнце», философский роман «Закон вечности» снискали в стране поистине всенародную любовь.
А читая роман латышского писателя и видного государственного деятеля Вилиса Лациса «Сын рыбака», советские люди восхищались мужественным и крепким характером главного героя, возмущались бесчеловечными реалиями буржуазного общества, существовавшего в Латвии до присоединения к СССР в 1940 году.
КСТАТИ
Ни Великая Отечественная война, ни послевоенная разруха не убила в советских людях тягу к чтению: в 1946 году общий тираж изданной в стране художественной литературы достиг 70 миллионов экземпляров, в 1949-м — 138 миллионов экземпляров, а в 1950-м — уже 178,9 миллиона экземпляров, что в четыре раза превышает аналогичный показатель довоенного 1940-го.
К 1977 году в стране работали 239 издательств союзного и республиканского подчинения.
И это не считая организаций краевого и областного уровня.
ЦИФРА
88 языков, не считая русского, использовались в СССР при издании художественных произведений советских авторов.
ПУТЕВКА В ЖИЗНЬ
Национальная литература народов СССР обогащала русскую советскую литературу, добавляла в нее этнический колорит, поднимала на общечеловеческий уровень. Для самих же национальных писателей русский язык был воротами в мир, благодаря ему они получали известность и признание не только на родине, но и в других странах, удостаивались международных премий.
Многонациональная советская литература не умерла. Книги Чингиза Айтматова, Фазиля Искандера, Нодара Думбадзе, Василя Быкова, Расула Гамзатова и многих других авторов сегодня находят своего читателя разных поколений.