Поэт Марина Цветаева, которая родилась 8 октября 1892 года, всегда и везде была чужой. Она писала, что в географическом плане ей повезло лишь дважды: «Коктебель и чешские деревни — вот места моей души». В крымской столице русской поэзии (легендарный дом Волошина) писала стихи, общалась с поэтами, познакомилась с будущим мужем. В предместьях Праги их семья относительно обеспеченно жила в середине 1920-х годов. Муж Цветаевой Сергей Эфрон учился тогда в Карловом университете, получая стипендию от правительства Чехословакии.
Жизнь и творчество Цветаевой — духовный и нравственный протест против времени и мира, в которых ей выпало существовать. До революции она протестовала против ограничивающей ее бурный темперамент буржуазной морали. В годы военного коммунизма потеряла трехлетнюю дочь Ирину. Но и вырвавшись в 1922 году из революционной России, не обрела ни житейского счастья, ни благосостояния. Во Франции семья жила на выручку от дамских шляпок, изготавливаемых другой дочерью, Ариадной (в будущем многолетней узницей ГУЛАГа), и на тайные гонорары, получаемые мужем — белогвардейцем, евразийцем и, как выяснилось, сотрудником НКВД Сергеем Эфроном (расстрелян после возвращения в СССР в 1941 году).
Русская литературная эмиграция сторонилась Цветаевой. Иван Бунин, к примеру, считал ее стихи косноязычными. Впрочем, добрые отношения сложились у Цветаевой с такой же «неприкаянной душой» — Константином Бальмонтом. Она призывала богатых русских эмигрантов помочь угодившему в автокатастрофу поэту: «Вечный грех будет на эмиграции, если она не сделает для единственного великого русского поэта, оказавшегося за рубежом, и безвозвратно оказавшегося, — если она не сделает для него всего, и больше, чем можно. Если эмиграция считает себя представителем старого мира и прежней Великой России — то Бальмонт одно из лучших, что напоследок дал этот старый мир».
Другим «лучшим» была сама Цветаева. Бунин ошибался. Косноязычность ее стихов была сродни пророческому просветленному «бреду» Велимира Хлебникова. Он так же, как Цветаева, Бальмонт, Ахматова, Мандельштам, существовал «вне быта». Но если Хлебникова влекли мировые проблемы, Цветаева с гибельным упоением отдавалась чувствам. Она, как любой большой поэт, была пророком. Уже в ранних стихах предсказала беды России, свою бесприютность, страдания, потери любимых людей. Накануне отъезда в эмиграцию описала будущее оставшейся в России Анны Ахматовой: «Будешь крылышками трепать о булыжники».
Предсказала свою смерть, причем не от старости. Она запрограммировала себя на жизнь до тех пор, пока способна любить, сочинять стихи, переживать, главное же — получать «обратную связь» от объектов своих чувств. Собственное присутствие в мире виделось ей последней возможностью расплатиться с ним за несовместимость.
Все завершилось 31 августа 1941 года в крестьянском доме в Елабуге. «Местом души» Марины Цветаевой стали любовь и поклонение миллионов читателей.
