Сто пятьдесят лет назад, 7 сентября 1870 года, родился русский писатель Александр Иванович Куприн.
Это был прирожденный рассказчик: он с легкостью закручивал занимательный сюжет, писал просто, без лишних отступлений и разных стилистических изысков, обнаруживая при этом очень тонкое знание человеческой психологии. А еще его жгло ненасытное любопытство к жизни.
Выпускник военного училища, подпоручик Куприн увлекся сочинительством и вышел в отставку. Кем только он не работал! Столяром, землемером, кочегаром, рекламным агентом, наборщиком в типографии, суфлером в театре; разгружал арбузы, боролся в цирке, писал репортажи в газеты, крутил шарманку торговал унитазами и преподавал в училище для слепых. Такой величайший опыт — просто кладезь для реалиста, Александр Иванович досконально знал мельчайшие подробности быта. Это сейчас книги пишут, что называется, из головы, а Куприн свято верил, что, прежде чем взять перо, надо все испытать на себе.
Писатель учил начинающих: «Иди в похоронное бюро, поступи факельщиком, переживи с рыбаками шторм на оторвавшейся льдине, суйся решительно всюду, броди, побывай рыбой, женщиной, роди, если можешь, влезь в самую гущу жизни».
Но все же любим мы Куприна не только за репортерскую достоверность. Его лучшие вещи похорошему сентиментальны. Зачитаешься — и не заметишь, как увлажнятся уголки глаз. «Гранатовый браслет», герой которого скромный, ничем не примечательный чиновник Желтков, увидел в цирковой ложе княгиню и полюбил ее великой безответной любовью.
Или «Олеся» — щемящая душу повесть о невозможности счастья. Наипереживательнейший «Белый пудель», заставлявший реветь не одно поколение детишек. И, наконец, «Поединок»: молодой офицер-романтик гибнет в пошлой атмосфере захолустного пехотного полка.Какой школьник не переживал за героев этих замечательных произведений!
Революцию Куприн не принял. Редактировал газету белых, а после поражения армии Юденича оказался в эмиграции. Спустя восемьдесят лет, уже в новой России, вышел толстый том его антибольшевистской публицистики, собранной из финляндской и французской периодики двадцатых годов. Статьи яростные, гневные, но, как говорится, без искры Божьей.
Куприн относился к публицистике как к мучительной поденщине. Впрочем, и проза за границей не очень получалась: писателя одолевали болезни.
Потихоньку знаменитый русский беллетрист стал иждивенцем самозабвенно заботившейся о нем супруги. Но Елизавета Морицовна и сама житейски была не слишком практична.
Именно через нее, обессилевшую от битвы с нищетой, посланцы из СССР начали уговаривать Куприна вернуться домой. Союз нуждался в знаменитостях, которые бы покаялись в заблуждениях и подтвердили, что на родине стало жить «лучше и веселей». Так вернули Алексея Толстого и Горького. Только Куприн уже мало что понимал. Однажды его просто доставили на вокзал, сказав, что везут отдохнуть за город. В руках писатель держал корзинку с котом Ю-ю. Дочь Ксения осталась в Париже.
В Ленинграде старого эмигранта поселили в элитном доме и избавили от бытовых проблем, но работать он не мог. Статьи за его подписью, полные восхищения переменами в СССР, написаны не Куприным. А сам некогда столь жадный до впечатлений писатель тихо угас, едва ли заметив, какой жизнью жила его родина в 1937 году.
